marss2

Будете ли вы читать про Париж у Гюго или Золя, про Лондон у Диккенса, про Петербург у Достоевского или Сормово у Горького — там обязательно будут многостраничные описания бедных кварталов. Потому что это — ад, а ад для европейского романа сюжетно важен. Ф. Энгельс в своей книге "Положение рабочего класса в Англии" писал об ирландцах, которые на тот момент были в Лондоне чем-то вроде жителей Таджикистана в сегодняшней Москве. Они жили по 10 человек в комнате без удобств, кроватей, постельного белья, мебели. Их косили эпидемии, они мерли от холода и голода, они тупели и теряли человеческий облик.

По физическим параметрам жизни людей советская Москва до конца 1950-х сопоставима с европейскими городами на сто лет раньше. После революции, когда топили деревянными домами, когда ввели общие квартиры, когда все обнищали, чем это отличалось от мира Оливера Твиста? После войны норма площади на человека в Москве была 5 квадратных метров — это почти сегодняшняя норма в СИЗО.

Индустриальная эпоха — это потребность в больших массах рабочих, и невозможные условия жизни — данность, которую нельзя было терпеть. Вопрос архитектуры заключался не в стиле, который избран для частного особняка. С колоннами или без он одинаково украшает город, и что у хозяина на столе — реплика Габо или бронзовая нюшка,— вопрос развитости его личного вкуса. Но вот как и где живет основное население — это социальная проблема. И именно ее революция и решала: она создала индустриальное производство жилья для индустриальной эпохи. Это мифология любой революции — она выводит людей из ада в рай.

И она вывела. Пятиэтажка в каком-то смысле — самое великое произведение архитектуры, оно повторено миллионы раз в СССР, в странах соцлагеря, во Вьетнаме, в Индии, в Африке, где только мы их строили. Мы начали с пяти метров на человека, СССР распался при 15 метрах на человека, сегодня в России — 25 метров. Это колоссальный цивилизационный прорыв.

Но ему есть цена.

Я сейчас не говорю о том, что произошло с городами, хотя это более или менее очевидно

Все это более или менее неприятно, и более или менее всем известно. Кто только не обличал последствий этой революции! "Над блочно-панельной Россией как лагерный номер луна",— это Александр Галич, и в сером строе пятиэтажек действительно есть что-то тюремное. "У Корбюзье то общее с Люфтваффе, / что оба потрудились от души / над переменой облика Европы. / Что позабудут в ярости циклопы, / то трезво завершат карандаши",— это Иосиф Бродский, и для успеха нашей революции бомбы и немцев, и союзников действительно сыграли решающую роль. Чтобы строить массовое жилье нужно массовое его отсутствие.

Но подход этих авторов, мне кажется, демонстрирует некоторое непонимание революционной логики. Она заключается в следующем. Любой революционер рано или поздно приходит к логике футуристического искупления — мы страдаем для того, чтобы наши дети, внуки и правнуки жили принципиально лучше.

Поэтому, оказываясь в городах, состоящих из типовой индустриальной застройки, и недоумевая, как люди после прекрасных бульваров Парижа, чудесных парков Лондона и шедевров Рима смогли ничему не научиться и произвести такую специфическую среду, мы должны говорить себе: мы страдаем не просто так. Мы страдаем из-за того, что нашим предкам стало чуть лучше жить.

https://www.kommersant.ru/doc/3455335