Не оказав никакого влияния на моду, гульфик оставил след в живописи и литературе. В пьесе елизаветинских времён Wily Beguiled, персонаж по имени Уилл Крикет хвастается, что пользуется успехом у женщин, потому что у него «милое лицо, красивая борода, приятное тело и пьянящий гульфик».
Деталь мужского костюма, бывшая признаком хорошего тона 5 веков назад, одновременно прикрывала и привлекала внимание к той части тела, о которой в приличном обществе нельзя было и заикнуться. В 80-х годах 16 века французский философ Мишель Монтень описывает гульфик, как «пустое и бесполезное подобие органа, о котором мы не можем говорить, соблюдая приличия, но при этом выставляем его и кичимся им на публике».
Историки сходятся во мнении, что первоначально гульфик предназначался только для того, чтоб прикрыть определённую часть тела. Но постепенно его практическое значение (англ. Codpiece от просторечного cod — мошонка) сменилось исключительно эстетическим, и гульфик стал самостоятельным элементом костюма.
Мужское платье в 15 веке состояло из дублета или туники, шоссов, мантии или плаща. Шоссы представляли собой 2 отдельных чулка из шерсти или льна, крепящиеся по типу рыбацких сапог.
По мере того, как укорачивались дублеты и мантии, мужские выпуклости становились всё более заметны. Совершенно очевидно, что у этой моды вскоре появились противники, и моралисты начали её осуждать. В 1429 году в своей проповеди Сан Бернардино из Сиенны увещевал родителей, которые одевают детей в «дублет до пупка и чулки, между которыми по небольшому клочку ткани спереди и сзади, что является приманкой для содомитов, поскольку они не прикрывают плоть». В 1463 году в Англии парламент Эдварда IV обязал мужчин прикрывать «сокровенные органы и зады».
Изобразительные и литературные свидетельства тех времён показывают, что изначально гульфик был треугольным куском ткани под названием braye. Нижний кончик треугольника пришивался к чулкам, а два других угла пристёгивались к дублету, образуя клин. Со временем этот треугольный лоскут сменила мягкая набитая деталь, сконструированная таким образом, чтобы поддерживать то, что Монтень деликатно называл «наши секретные места», а Джованни Флорио в итальяно-английском словаре использует термины “pillcocke or pricke” (пенис, но если уж буквально, то «писюлька или хуй»).
Мужественность в 16 веке была в цене наряду с понятиями рыцарства, чести и романтики. Гульфики быстро стали инструментом крайне возмутительной формы демонстрации маскулинности. Самые выдающиеся образцы были невероятно вычурными, и, судя по портретам, к середине 16 века гульфики обрели эпические (если даже не приапические) пропорции. В дело шло всё: роскошный шёлк и бархат, украшение драгоценными камнями и вышивка. И даже маленькие мальчики были обязаны это надевать.
Понятие мужественности было тесно связано с проявлением военной мощи. Защитная накладка на гениталии была неотъемлемой частью костюма германских и швейцарских наёмников. На поле боя эта часть доспеха одновременно защищала и придавала агрессивности виду воина. Герой сатирического произведения Франсуа Рабле утверждает, что мужские гениталии требуют серьёзной защиты во время битвы, так же, как природа защищает орехи и семена «натуральными красивыми и прочными одёжками».
Сохранилось несколько образцов гульфиков. Среди этих редких экземпляров есть металлические, которые надевали с доспехами (принадлежавший Генриху VIII выставляется на экспозиции в лондонском Тауэре), а также шерстяные и бархатные, украшавшие чулки Сванте Стенссона Стуре и двух его сыновей (эти гульфики хранятся в Кафедральном Соборе Уппсалы в Швеции).
Историки моды долгое время спорили, почему в итоге гульфик впал в немилость, и пришли к выводу, что причина в моде на женственность, прокатившейся по французскому и английскому высшему свету. Искусные кружевные воротники и шарообразные панталоны свидетельствуют о смещении акцентов в сторону лиц и бёдер. Новое направление мужской моды становится заметно на портретных миниатюрах Николаса Хиллиарда конца 16 и начала 17 веков.
В последнюю четверть 16 столетия, гульфик сплющился и уменьшился в размерах и, наконец, был вытеснен новым модным веянием под названием peascod belly, то есть стручкообразный живот (модель дублета, за счёт специальных накладок расширяющаяся так, чтобы напоминать спелый стручок гороха).
К тому времени гульфик имел гораздо более скромные размеры и часто был спрятан в складках панталон. Даже в северных странах, где гульфик в бантах был явлением вполне обыденным, более поздняя его версия становится практически незаметной.
Дублет peascod мог быть таким же признаком мужественности, как и гульфик. В литературных произведениях они часто упоминались вместе и сравнивались. Стручок гороха был мощным сексуальным символом, уподобляемым мужским гениталиям. Более того, гороховое поле было удобным местом для интимных встреч, а выражение «лущить горох» использовалось как эвфемизм для сексуальных отношений. В пьесе Томаса Ингленда «Непослушное дитя» (1570) один герой, не расслышав коллегу, переспрашивает ‘…with my madame laye in the peeas?’ («… возлечь с моей женой в горохе?», что, очевидно, созвучно «lay in peace» — покоиться с миром).
Изучив дизайн носовых платков из книги The Fair Maid (1607), историк Хуана Грин отмечает, что узор со стручком гороха был символом не только мужественности, но ещё и помолвки, супружества и фертильности
Ненормальные размеры дублетов peascod, как и гульфиков, со временем стали объектом насмешек. Кембриджский учёный Габриэль Харви в 1580 году высмеивает в своём стихотворении «стручковые» дублеты и «бесстручковые» чулки». В том же году моралист Джордж Стаббс пишет: «Теперь привлекательность меряется размером дублета, от которого живот торчит дальше гульфика».
Лет через 30 Роберт Хэйман написал стихотворение Two Filthy Fashions:
Of all fond fashion, that were worne by Men.
These two (I hope) will ne’r be worne againe:
Great Codpist Doublets, and great Codpist britch,
At seuerall times worne both by meane and rich:
These two had beene, had they beene worn together,
Like two Fooles, pointing, mocking each the other.
Что-то типа:
Из всех фасонов, принимаемых мужьями,
С двумя, надеюсь, мы расстались навсегда:
Стручковыми дублетами и им под стать штанами,
Что раньше украшали богача и бедняка.
А если оба будут надеваться,
Не знаю я, над чем сильней смеяться.
Существует достаточно исторических примеров мужской зацикленности на своей маскулинности, особенно на вопросах размера. В манускрипте конца 15 века Detti Piacevoliупомянута такая шутка (пер. Барбры Боуэн): «Женщину спросили, какого размера пенисы она предпочитает – большие, средние или маленькие». Она ответила: «Средние», а в качестве причины назвала то, что больших и не бывает». Мода, как ни крути, есть инструмент общения. Одежду мы используем, чтобы показать, кто мы есть или кем хотим казаться. И аксессуары несут сложные культурные смыслы. Автор диссертации полагает, что мода 16 века отражает приоритеты мужчин тех времён – их озабоченность демонстрацией мужественности, воинской доблести и мужества.
Journal information