профессор петербургского филфака Александр Большев не убоялся написать свою небольшую книжку...
Названа она по-шолоховски — «Наука ненависти»: автор с научной рациональностью исследует природу «конфронтационно-невротической ментальности», ненависти «с пеной на губах»,
которая «не подчиняется рациональной логике»:
«Объекты ненависти необходимы людям, чтобы возлагать на них ответственность как за собственные неудачи, так и за несовершенство земного бытия в целом. Ненавидящий индивид одержим иллюзией, что если устранить ненавистное лицо (или явление), то сразу воссияет солнце благодати»;
«Ключевые события мировой истории отмечены печатью доминирования аффективной ненависти, которая, охватывая миллионы людей, становится регулятором их поведения — в результате же происходят революционные катаклизмы и истребительные войны».
Лично мне, признающему массовые иллюзии главной движущей силой истории, подобные подкопы под ее «материалистическое понимание» всегда приятны.
Согласуется с концепцией Большева и мое представление об оборонительной миссии иллюзий: они защищают нас от осознания нашей беспомощности перед неотвратимым миропорядком, — ведь гораздо приятнее считать причиной своих несчастий пусть могущественную, но все-таки устранимую фигуру или учреждение, чем неустранимую природу вещей.
Или, тем более, собственную природу: обрушивая громы и молнии на очередного врага, человек старается заглушить в себе либо зависть к нему, либо ощущение, что и ему не чужды те же самые пороки.
В столь общей форме с идеями А.Большева, вероятно, согласятся многие, однако начинаешь невольно поеживаться, когда он начинает прилагать их к фигурам сакральным.
Героическое Кенгирское восстание в «Архипелаге ГУЛАГ»:
«Делать ножи и резать стукачей — вот оно!»
«У Солженицына удивляет не сама по себе ненависть к стукачам, а откровенно невротический, исступленно-экстатический ее характер — у других авторов «лагерной прозы» мы ничего подобного не найдем».
И впрямь: на первом месте не радость свободы, но сладость мести.
«Пикантность ситуации придает то обстоятельство, что автор-рассказчик настойчиво презентирует себя в качестве истинного христианина и не устает осуждать всякое насилие, особенно революционное».
Но — «какие же стукачи — люди?!»
«Экстатическая радость в связи с массовой резней производит несколько странное впечатление еще и потому, что непосредственными исполнителями кровавой акции выступили в Кенгире блатари, уголовники — а к ним автор-рассказчик во всех остальных разделах книги относится резко негативно.
Более того: мы узнаем, что в ходе кампании по уничтожению доносчиков погибло немало ни в чем не повинных людей — их убили по ошибке, ибо блатари особо не церемонились и не утруждали себя слишком скрупулезной проверкой.
Но и это еще не все: оказывается, что убийцы стукачей, молодые бычки-«боевики», требовали за свою вредную работу усиленного питания, а при отказе резали уже всех подряд — «Ведь навык уже есть, маски и ножи в руках».
Но, с точки зрения рассказчика, это мелочи:
«…Несмотря на эти отклонения, общее направление было очень четко выдержано…»».
А невинные жертвы, — лес рубят — щепки летят. Что уж говорить о степенях виновности, о смягчающих обстоятельствах, — революционный суд знает лишь одну меру — высшую.
И тут-то Большев заставляет еще глубже втянуть голову в плечи: солженицынская ненависть «носит проективный характер»:
«Самого рассказчика несколькими годами ранее успешно завербовали в доносчики. …
Он, убеждавший нас, что доносчики не являются людьми и заслуживают смерти даже в том случае, если их склонили к стукачеству побоями и издевательствами, сам встал на этот путь без пыток и серьезного шантажа.
Героя испугала всего-навсего угроза направить его в более суровые условия, на Север.
…Правда, поначалу рассказчик соглашается «стучать» лишь на блатарей:
«Что ж, блатари — враги, враги безжалостные.
И против них, пожалуй, все меры хороши…»
Но это лишь попытка самооправдания.
Еще одна угроза «кума» — и рассказчик подписывает новым псевдонимом: «Ветров» позорное обязательство доносить о готовящихся побегах любых заключенных, а не только блатарей.
«О, как же трудно, как трудно становиться человеком!».
От дальнейшего, уже безоговорочного и бесповоротного падения, связанного с регулярным доносительством, рассказчика спасает чудо — каким-то загадочным образом «органы» теряют всякий интерес к вновь завербованному стукачу Ветрову».
«Казалось бы, — завершает А.Большев, — Солженицын, на себе испытавший, как легко человек, грешное и несовершенное существо, способен стать на путь порока, должен, опираясь на собственный опыт, призывать «милость к падшим».
В действительности же все происходит с точностью до наоборот: он жаждет крови».
Но это, на мой взгляд, вовсе не отход от рациональности, а, напротив, рациональность без маски — стремление дойти до цели наиболее простым и надежным путем, и цель эта в данном случае — обретение чувства собственной безупречности, дарующего право «праведной мести» своим обидчикам, на коих не должно пасть даже легкого отблеска оправдания.
Логика — она нужна лишь для того, чтобы убеждать других, во внутреннем же мире пророка царит один закон — целесообразность: все ужасы и поражения никогда не порождаются исторической закономерностью, но исключительно злой волей врага.
Можно бесконечно изображать вечный наш бардак и кумовство в царской России, а потом объявить ее военную катастрофу делом большевиков. Можно именовать успехи «большевицкой» индустриализации дутыми, но, когда понадобится подчеркнуть военную бездарность власти, уверенно ссылаться на декларируемое ею фантастическое количество танков и самолетов…
Ну, а если уж что-то, скажем, победу в войне у нее отнять невозможно (настаивать, что это сам народ, вопреки власти, строил военные заводы, а потом стекался в армии, решаются лишь самые рациональные), — тогда нужно без оглядки на факты гвоздить врага монбланами жертв: закидали-де трупами, за каждого убитого немца отдавали три, пять, десять человек.
Но вот скромный журнал «Наука и техника» (№12, 2012), скучноватая статья Я.Ефименко и А.Скулина «Потери в Великой Отечественной войне в разрезе информационной войны»: столько было, столько стало, столько эмигрировало, столько умерло «естественной смертью», то есть не на поле боя, и в итоге 6.8.млн убитыми и 4.4 млн. попавшими в плен и без вести пропавшими, итого 11.2 млн.
«Для Германии это число составляет 8 миллионов минимум.
Прибавим к ним почти полтора миллиона ее союзников и получаем соотношение потерь 1.18.
Таким образом, ни о каком закидывании мясом и соотношении потерь 10:1 речь идти не может».
Правда, данные Н. Савченко (http://www.solonin.org/other_poteri-vov-v-zerkale), указывающие на огромную разницу в потерях мужчин и женщин, наводят на мысль, что все было гораздо страшнее.
Но из-за невротиков, жаждущих не знания, а мести, теперь уже не отделаться от убийственного для науки вопроса: а на чью это мельницу?..
Как будто у советской власти мало истинных преступлений!
Прямо неловко читать в правозащитном журнале «Неволя» (М., 2012) статью Александра Сидорова «Планета чудес»:
«Не соответствуют действительности домыслы о том, что через Колыму прошли «десятки миллионов» заключенных.
К сожалению, такая «статистика» встречается даже у Варлама Шаламова.
На самом деле, по данным исследователей, с 1932 по 1953 год в лагеря Колымы было завезено всего 740 434 человека, а общее количество осужденных к дате упразднения «Дальстроя» (1957 год) не превысило 800 тысяч человек.
Из них умерших 120-130 тысяч, расстрелянных — около 10 тысяч человек».
Этого что, мало?!.
Однако в сравнении с мифическими миллионами сотни тысяч как-то вроде уже и не впечатляют — обычный итог пропагандистской неправды.
Словом, начиная с главы «Диссидентский дискурс» и до конца «Науку ненависти» читаешь с грустью, но уже без шока.
Такой пантеон — Владимир Буковский, Давид Самойлов, Евгения Гинзбург, Анатолий Кузнецов, Владимир Войнович, — и все они только люди, и чем больше они претендуют на непогрешимость, тем более страстно обличают тиранов и их прислужников именно в тех грехах, к которым причастны сами.
Скучно на этом свете, господа…
Впрочем, по мнению А.Большева, напротив, сделается скучно без праведников с пеной на губах:
«Да, движущей силой исторического процесса всегда были и остаются до сих пор личности с дисфункциями, исступленно жаждущие избавления от персональных травм и в силу этого устремленные к гармонизации бытия в целом или отдельных его сторон».
В общем, человек борется прежде всего с самим собой, со своим прошлым, со своими былыми винами и заблуждениями.
Хорошо бы ему еще это и сознавать.
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=676013352753819&id=100010354814297
Названа она по-шолоховски — «Наука ненависти»: автор с научной рациональностью исследует природу «конфронтационно-невротической ментальности», ненависти «с пеной на губах»,
которая «не подчиняется рациональной логике»:
«Объекты ненависти необходимы людям, чтобы возлагать на них ответственность как за собственные неудачи, так и за несовершенство земного бытия в целом. Ненавидящий индивид одержим иллюзией, что если устранить ненавистное лицо (или явление), то сразу воссияет солнце благодати»;
«Ключевые события мировой истории отмечены печатью доминирования аффективной ненависти, которая, охватывая миллионы людей, становится регулятором их поведения — в результате же происходят революционные катаклизмы и истребительные войны».
Лично мне, признающему массовые иллюзии главной движущей силой истории, подобные подкопы под ее «материалистическое понимание» всегда приятны.
Согласуется с концепцией Большева и мое представление об оборонительной миссии иллюзий: они защищают нас от осознания нашей беспомощности перед неотвратимым миропорядком, — ведь гораздо приятнее считать причиной своих несчастий пусть могущественную, но все-таки устранимую фигуру или учреждение, чем неустранимую природу вещей.
Или, тем более, собственную природу: обрушивая громы и молнии на очередного врага, человек старается заглушить в себе либо зависть к нему, либо ощущение, что и ему не чужды те же самые пороки.
В столь общей форме с идеями А.Большева, вероятно, согласятся многие, однако начинаешь невольно поеживаться, когда он начинает прилагать их к фигурам сакральным.
Героическое Кенгирское восстание в «Архипелаге ГУЛАГ»:
«Делать ножи и резать стукачей — вот оно!»
«У Солженицына удивляет не сама по себе ненависть к стукачам, а откровенно невротический, исступленно-экстатический ее характер — у других авторов «лагерной прозы» мы ничего подобного не найдем».
И впрямь: на первом месте не радость свободы, но сладость мести.
«Пикантность ситуации придает то обстоятельство, что автор-рассказчик настойчиво презентирует себя в качестве истинного христианина и не устает осуждать всякое насилие, особенно революционное».
Но — «какие же стукачи — люди?!»
«Экстатическая радость в связи с массовой резней производит несколько странное впечатление еще и потому, что непосредственными исполнителями кровавой акции выступили в Кенгире блатари, уголовники — а к ним автор-рассказчик во всех остальных разделах книги относится резко негативно.
Более того: мы узнаем, что в ходе кампании по уничтожению доносчиков погибло немало ни в чем не повинных людей — их убили по ошибке, ибо блатари особо не церемонились и не утруждали себя слишком скрупулезной проверкой.
Но и это еще не все: оказывается, что убийцы стукачей, молодые бычки-«боевики», требовали за свою вредную работу усиленного питания, а при отказе резали уже всех подряд — «Ведь навык уже есть, маски и ножи в руках».
Но, с точки зрения рассказчика, это мелочи:
«…Несмотря на эти отклонения, общее направление было очень четко выдержано…»».
А невинные жертвы, — лес рубят — щепки летят. Что уж говорить о степенях виновности, о смягчающих обстоятельствах, — революционный суд знает лишь одну меру — высшую.
И тут-то Большев заставляет еще глубже втянуть голову в плечи: солженицынская ненависть «носит проективный характер»:
«Самого рассказчика несколькими годами ранее успешно завербовали в доносчики. …
Он, убеждавший нас, что доносчики не являются людьми и заслуживают смерти даже в том случае, если их склонили к стукачеству побоями и издевательствами, сам встал на этот путь без пыток и серьезного шантажа.
Героя испугала всего-навсего угроза направить его в более суровые условия, на Север.
…Правда, поначалу рассказчик соглашается «стучать» лишь на блатарей:
«Что ж, блатари — враги, враги безжалостные.
И против них, пожалуй, все меры хороши…»
Но это лишь попытка самооправдания.
Еще одна угроза «кума» — и рассказчик подписывает новым псевдонимом: «Ветров» позорное обязательство доносить о готовящихся побегах любых заключенных, а не только блатарей.
«О, как же трудно, как трудно становиться человеком!».
От дальнейшего, уже безоговорочного и бесповоротного падения, связанного с регулярным доносительством, рассказчика спасает чудо — каким-то загадочным образом «органы» теряют всякий интерес к вновь завербованному стукачу Ветрову».
«Казалось бы, — завершает А.Большев, — Солженицын, на себе испытавший, как легко человек, грешное и несовершенное существо, способен стать на путь порока, должен, опираясь на собственный опыт, призывать «милость к падшим».
В действительности же все происходит с точностью до наоборот: он жаждет крови».
Но это, на мой взгляд, вовсе не отход от рациональности, а, напротив, рациональность без маски — стремление дойти до цели наиболее простым и надежным путем, и цель эта в данном случае — обретение чувства собственной безупречности, дарующего право «праведной мести» своим обидчикам, на коих не должно пасть даже легкого отблеска оправдания.
Логика — она нужна лишь для того, чтобы убеждать других, во внутреннем же мире пророка царит один закон — целесообразность: все ужасы и поражения никогда не порождаются исторической закономерностью, но исключительно злой волей врага.
Можно бесконечно изображать вечный наш бардак и кумовство в царской России, а потом объявить ее военную катастрофу делом большевиков. Можно именовать успехи «большевицкой» индустриализации дутыми, но, когда понадобится подчеркнуть военную бездарность власти, уверенно ссылаться на декларируемое ею фантастическое количество танков и самолетов…
Ну, а если уж что-то, скажем, победу в войне у нее отнять невозможно (настаивать, что это сам народ, вопреки власти, строил военные заводы, а потом стекался в армии, решаются лишь самые рациональные), — тогда нужно без оглядки на факты гвоздить врага монбланами жертв: закидали-де трупами, за каждого убитого немца отдавали три, пять, десять человек.
Но вот скромный журнал «Наука и техника» (№12, 2012), скучноватая статья Я.Ефименко и А.Скулина «Потери в Великой Отечественной войне в разрезе информационной войны»: столько было, столько стало, столько эмигрировало, столько умерло «естественной смертью», то есть не на поле боя, и в итоге 6.8.млн убитыми и 4.4 млн. попавшими в плен и без вести пропавшими, итого 11.2 млн.
«Для Германии это число составляет 8 миллионов минимум.
Прибавим к ним почти полтора миллиона ее союзников и получаем соотношение потерь 1.18.
Таким образом, ни о каком закидывании мясом и соотношении потерь 10:1 речь идти не может».
Правда, данные Н. Савченко (http://www.solonin.org/other_poteri-vov-v-zerkale), указывающие на огромную разницу в потерях мужчин и женщин, наводят на мысль, что все было гораздо страшнее.
Но из-за невротиков, жаждущих не знания, а мести, теперь уже не отделаться от убийственного для науки вопроса: а на чью это мельницу?..
Как будто у советской власти мало истинных преступлений!
Прямо неловко читать в правозащитном журнале «Неволя» (М., 2012) статью Александра Сидорова «Планета чудес»:
«Не соответствуют действительности домыслы о том, что через Колыму прошли «десятки миллионов» заключенных.
К сожалению, такая «статистика» встречается даже у Варлама Шаламова.
На самом деле, по данным исследователей, с 1932 по 1953 год в лагеря Колымы было завезено всего 740 434 человека, а общее количество осужденных к дате упразднения «Дальстроя» (1957 год) не превысило 800 тысяч человек.
Из них умерших 120-130 тысяч, расстрелянных — около 10 тысяч человек».
Этого что, мало?!.
Однако в сравнении с мифическими миллионами сотни тысяч как-то вроде уже и не впечатляют — обычный итог пропагандистской неправды.
Словом, начиная с главы «Диссидентский дискурс» и до конца «Науку ненависти» читаешь с грустью, но уже без шока.
Такой пантеон — Владимир Буковский, Давид Самойлов, Евгения Гинзбург, Анатолий Кузнецов, Владимир Войнович, — и все они только люди, и чем больше они претендуют на непогрешимость, тем более страстно обличают тиранов и их прислужников именно в тех грехах, к которым причастны сами.
Скучно на этом свете, господа…
Впрочем, по мнению А.Большева, напротив, сделается скучно без праведников с пеной на губах:
«Да, движущей силой исторического процесса всегда были и остаются до сих пор личности с дисфункциями, исступленно жаждущие избавления от персональных травм и в силу этого устремленные к гармонизации бытия в целом или отдельных его сторон».
В общем, человек борется прежде всего с самим собой, со своим прошлым, со своими былыми винами и заблуждениями.
Хорошо бы ему еще это и сознавать.
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=676013352753819&id=100010354814297
Recent Posts from This Journal
-
Из воспоминаний Врангеля-старшего, т.е. отца "черного барона"
"...от души хохотал, когда сестра просила разрешить лакею жениться не на «девке», ему предназначенной, а на другой, в которую…
-
Выдержки из воспоминаний Л.Г.Кротовой - военфельдшера
Выдержки из воспоминаний Л.Г.Кротовой - военфельдшера 98-й стрелковой дивизии 22-й армии, которая попала в плен летом 1941 года. "В первые дни…
-
те кто в 2018 году только что вырвался из лап ЧК
После коммунистов я больше всего дивуюсь на антикомммунистов. Самый жестокий период коммунизма окончился 65 лет назад. С тех пор сменилось три…
Интересно, как вы понимаете для себя, что такое отдых? Время, когда вы залипаете в соцсети дома, а не в офисе? Рубитесь в компьютерные игрушки всю ночь напролет? Или вариант для более ответственных: пытаетесь впихнуть в два дня три тысячи дел по хозяйству. Смена вида деятельности – наше все. Но…
Comments
Но спалился на том, что только поганым совецким "агитаторам-пропагандистам" сегодня есть дело до Солженицына и Шаламова. Все совки на этом палятся ))))
Про рокомпотчиков гражданин скромно умалчивает. Ибо это "саффсемдругоедело".
Edited at 2018-08-04 11:21 am (UTC)
Героя испугала всего-навсего угроза направить его в более суровые условия, на Север.
Это всё, что нужно знать о борцунах за всё хорошее и совестях нации. А так же тех, кто их превозносит, как ёбнутый богомилос.
Сдадут, даже не за пайку, за угрозу потерять комфорт своей жопы. И сдавать будут качественно, наверняка, при этом жеманно, бегая глазками, проповедовать, что стучать (на них!) нехорошо и вообще смертный грех.
Мрази.
Edited at 2018-08-06 06:34 am (UTC)