В моем от ношении к Галичу есть два аспекта.
Точнее, два уровня.
Если говорить о "профессионально-технической" стороне дела, то он, конечно, блестящий мастер.
Ни Высоцкий, ни Окуджава, про всех остальных не говоря, в этом смысле рядом не лежали. Версификация (в том числе тонкие ходы), имитация "чужой речи", сочный юмор... ну что говорить.
Киплинг с Некрасовым шлют воздушные поцелуи.
Даже исполнительское мастерство выше всех.
Удивительно: Галич, средний актер, блестяще преображается в Клима Петровича, а Высоцкий, выдающийся актер - нет, ни в кого не преображается, просто "изображает".
Но при этом у Галича, увы, удивительно плоская картина мира.
Есть "мы", благородная, свободолюбивая, благовоспитанная, тонко чувствующая Интеллигенция.
Есть подлая Власть.
Есть глуповатый и нуждающийся в нашей опеке Народ (Клим Петрович, Мальцев и пр.)
И больше ничего нет.
Вообще ничего.
Вся культур-мультур, все эти Мандельштамы, Хармсы и пр. интересуют нас исключительно как жертвы деспотизма.
Вся религия - про обличение тиранов.
Природа, любовь и пр. как темы отсутствуют. И т.д.
Тем интереснее те несколько текстов, где эта картина разрушается (или, наоборот, приобретает объем). "Все не вовремя" (песня про политзэка от лица блатного), сюрреалистическая "Королева материка". Даже песня про "начальничка" и шофера с ее неожиданным финалом.
========================================
Право слово, его обличительные гитарные фэнтези на заданную тему сегодня лично у меня вызывают чувство неловкости.
Так и видишь миллионы сталинских жертв,
которые два раза в месяц, получив денежный перевод из казны,
съев в ресторане цыплёнка-табака и приняв «коньячка полкило»,
дружно проклинают ГУЛАГ.
========================================
Что в самом деле очень хорошо в некоторых позднесоветских авторах - при всем их лицемерии, при всем невежестве, при всем ходульном пафосе, при всей омерзительной задушевности, при всех скучных манипуляциях аудиторией, при всем плохо скрываемом снобизме, при всей пакостности их идеалов, одновременно рреволюционных и консервативных, похожих на смесь слабительного с рвотным, - это тонкость.
Рефлексия.
Чрезмерно хорошее, мучительное понимание всего, даже того, чего нет и не было, про себя самих.
Садомазохистские пятьдесят и еще сто пятьдесят оттенков послевоенного мира, панельной застройки, асфальта и вездесущей "вины выжившего".
И когда их этой двойственности лишают, превращают в медь и кимвал, сводят к борьбе с режимом, им оказывают самую худшую из возможных услуг.
Вот эта шестидесятническая борьба с мещанством, эта героическая поза, этот Табаков в спектакле по Розову, крушащий шашкой мебельный гарнитур...
Мебель-то чем провинилась?
Но дальше Галич поет: "Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку", а ведь ржать над анекдотом и быть первым учеником властей - далеко не одно и тоже. Уже и не поржать и не пожрать без идеологии. Ну что же это такое.
========================================
Галича ценю трепетно.
Не за историческую достоверность, разумеется, а за неповторимую мелодику (не учение о мелодии, но совокупность мелодических закономерностей – отцепитесь, зануды) песен, их сценический пафос, естественным образом воспринимаемый и принимаемый.
Он один такой был – красавец на высокой патетической ноте.
Среди костров, дворов и свитеров.
Очень не хочется, чтобы попал ныне под маховик антилиберальных репрессий.
Галич не рубил правду-матку, Галич актёрствовал.
Драматурга, пусть и не самой высокой пробы, тянуло к ярким трагическим мирам шекспировского накала.
Их он не то что придумывал с нуля, но развивал и достраивал.
Как тот же Шекспир наполнял жизнью сухие исторические сюжеты.
Сочинял и фантазировал, мелодекламируя почти по-мордвиновски.
Визуально – безбожно переигрывал.
Но если не видеть, а только слушать – блистал.
Всё лучше какого-нибудь Яхонтова.
Сочинял и исполнял истово, картинно; рисовался, принимая разные позы, как природный лицедей, так и не дорвавшийся до рампы. Как драматург-трагик, которого судьба скрутила в комедиографа-подёнщика, коим официально и числился.
Жадно ловил кураж и воздух. И как большой актёр заигрался. Поставил жизнь. Возможно, даже выиграл. Тут как посмотреть. Смерть его из той же драмы, что сам и ставил. Не диссонирует.
Отсюда и Нарва (имеется в виду общеизвестная песня о пехоте, полёгшей «где-то под Нарвой» в 1943-м году, тогда как Нарва с лета 1941-го по лето 1944-го беспробудно лежала под немцами). Возможно, нравилось звучание слова «Нарва». Нарва как Освенцим из другой его драмы-песни. Без личного касательства. Сюжет затянул.
Приросшая карнавальная маска, возникшая из ерунды, баловства, кухонной бравады, фрондёрства, из игры в смелость
и закончившаяся смелостью настоящей, принесшая, наконец, славу,
которую он по праву считал истинной; нелепая его кончина (обойдёмся без конспирологии)
и узколобая восторженность гуманитарной общественности
наложили, к сожалению, отпечаток зубодробительной серьёзности на восприятие песен актёр-актёрыча.
Меж тем смотреть на конструкцию из достроенных и надстроенных литературных образов, пусть и с реальным фундаментом, следует с холодной головой и достаточной степенью отстранённости.
И уж точно не считать её аргументом в том или ином историческом споре.
Сочинял одной рукой диссидентские песни, другой - патриотический сценарий о доблестном чекисте Демьяненко.
Приблизительность его текстов коробила
. И нарочитость.
По-настоящему меня цепляло только "Когда я вернусь".
Тут уже искренность без наигрыша и позы.
Боюсь, что у него, как и у Булгакова, проблема в том, что им не доставалась осетрина первой свежести, а лишь второй.
Дали бы первую, все в ажуре было бы.
========================================
С Александром Аркадьевичем Галичем всё интересно - и через сто лет после рождения и через сорок с хвостиком - после гибели.
В последние лет, наверное, десяток, регулярно приходится слышать, что Галич вновь становится актуален.
Предполагается, видимо, его созвучие возродившейся романтике кухонного сопротивления.
Но вот ведь в чем дело - набор его героических баллад ("Летят утки", "Старательский вальсок", "Кадеш. Поэма о Яноше Корчаке" и пр.) при жизни автора звучал круто диссидентски только с учетом контекста. Когда слился контекст, остались отличные гимны, скорее экзистенциальные, чем социальные, которые обязательно уйдут в подростковый и юношеский оборот. Как это часто бывает с поэтической героикой, пережившей породившие ее исторические обстоятельства, и пожелавшей остаться в вечности.
Есть, впрочем, куда более прагматический запрос - очередная попытка отечественной интеллигенции не пропасть поодиночке, сплотившись вокруг либеральных идей (а по сути, неолиберальных социально-экономических практик).
Тут есть и некоторый налет мессианства, группа взыскует не только вождей, но и пророков из недавнего прошлого.
С давними сплошь и рядом возникают вопросы, с недавними, пожалуй, тоже - казавшиеся бесспорными Бродский и Высоцкий не сдали партминимум на предмет отрицания имперского и советского.
Галич, безусловно, искренне позиционировал себя певцом интеллигенции, но как раз это, воля ваша - самое слабое место в его работе.
Все эти "Литераторские мостки", эпитафии мертвым писателям ("как гордимся мы, современники, что он умер в своей постели"), перемежаемые байками из жизни великих в непроизвольном духе хармсовских анекдотов, взрослый грузный дядя на цыпочках перед школьными портретами...
Пафос, переходящий в пошлость, алхимическая реакция, сопровождающая любую кумирню в классной комнате.
Дмитрий Львович Быков о "случае Галича" говорит, как об победе искусства и таланта над биологическим носителем - когда барин и пижон, преуспевающий сценарист, соавтор Петра Павленко, награжденный Почетной грамотой КГБ СССР, становится поэтом сопротивления, "выпевается в мировые менестрели" (впрочем, это уже Юрий Нагибин).
Призвание оказывается сильнее тяги к признанию, официальному, и комфорту, а снобизм - активный катализатор этих процессов.
Но мысль эта работает не то, чтобы в противоположном, а просто в другом направлении: тот же набор из дарования и осознания собственной миссии (может, и снобизм, чего там) выносит художника из группы-кухни-тусовки и прибивает к стихии более существенной и вообще вневременной.
Собственно, к народу.
На слуху сегодня (и за счет ушедших в язык десятков цитат) вещи Галича, в которых преобладает эдакое некрасовское звучание, когда сюжет и пафос растворяются солью в похлебке главной жизни - "Больничная цыганочка", "Вальс его величества" ("Не квасом земля полита"), "Красный треугольник", "Тонечка", "Вечер, поезд, огоньки, дальняя дорога".
Истории про передовика Клима Петровича Коломийцева и майора Егора Мальцева - чего уж более совестского/антисоветского, какая разница, ан нет - реалии выпарились, словесный спирт остался...
Здесь, конечно, не "народность" как таковая, а тоже социальный театрик: барин приходит к народу и снисходительно что-то про него бацает, имея свою идею,
но народ-то как раз больше всего такую антрепризу уважает:
поскольку со стороны он, народ, выглядит понятнее, значительней и историчнее.
И актуален Галич (навсегда уже, наверное) именно на этом рельефном фоне.
P.S. Было дело, Александр Аркадьевич переживал, что песня "Поллитра всегда поллитра, и стоит везде трояк" устарела "из-за изменения политики цен". С тех пор не только политика цен, сам главный герой, "его величество", русский пролетариат, пропал как явление, а песня - живее многих живых.
P.S.S. Из афоризмов преферансиста Галича, не попавших в стихи и песни: "При коммунизме будут играть с открытым прикупом".
Народу еще предстоит это проверить
====================================
Вот чего-чего, а стёба у Галича не было отродясь.
Исключительно более или менее злобный сарказм
И поймал я себя на мысли, что не всё ладно с поэтом, когда вспоминают его не столько в качестве "поэта", сколько, по поводу и без, как "критика режима".
Что более "для матери-истории ценно"? И сказать, что в этом виноват не столько поэт, сколько его читатели, было бы, видимо, не вполне верно.
Задрали уже стоно-воем Галича по всем каналам. Особенно строкой "Бойтесь того, кто скажет я знаю, как надо" с которой вот уже неделю носится дисседа: "Какой смелый был!"
Кстати, судьба горько поиронизировала над персонажем.
Именно с этой решимостью "я знаю, как надо" Галич ринулся подключать новый аппарат Грюндик к розетке (нет бы подождать сутки прихода специалиста). Не подходит штекер к разъёму - согнем пассатижами контакты. И бац! - смертельный удар током. "Он знал, как надо..."
Но вот как Александр Аркадьевич умудрился в изгнании вступить в НТС, в котором состояли те, кто помогал немцам уничтожать советских евреев - этого до сих пор не понимаю
Все эти пафосные "прамалчи пападешь в палачи" - так ты и попал.
https://www.facebook.com/shubatv/posts/1051324121714807
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=2237270776334246&id=100001540365041
https://www.facebook.com/alex.kolobrodoff/posts/1881513315301935
Journal information