"Жизнь и смерть Гришатки Соколова"

Тут у Alexei Kostenkov вспоминают советские учебники по истории.
Про то, какие "наши" (не учебники, а люди) были хорошие, а "ихние" (враги "наших") - плохие, про то, как "князь Святослав оказывал братскую интернациональную помощь угнетённому болгарскому народу против агрессии византийского империализма" (это цитата, краткий пересказ познавательного текста), как "как мерзкие западные феодалы всех угнетали, а русские трудящиеся массы благородно оказывали народам Прибалтики интернациональную помощь".
У народа глаз дергается, а у меня приступ умиления.
Было что-то в этой установке на добро неуловимо-няшное (хотя слово "няша" тогда знали только знатоки диалектов, да и означало оно "топь", "жидкая грязь"). Ну не могли наши эльфы ихних орков так жестоко мутузить, орчат на колбасу пускать, орчих в полон угонять.
Не, "наши" были прекрасны и гуманны, невероятно умны и талантливы, а если и проигрывали войну/восстание, то лишь потому, что "их время еще не пришло", или основ ленинизма не знали (про ленинизм - подлинное высказывание исторички, преподававшей у моей подруги, о восстании Спартака).
Самая няшная книжка, которую я когда-либо читала по истории, носила мрачноватое название "Жизнь и смерть Гришатки Соколова" и была посвящена пугачевскому бунту.
Выдали мне это, замечу, в школьной библиотеке, для урока внеклассного чтения.
Что-то надо было по истории прочитать.
Начальные главы там вполне терпимы - про тяжкую жизнь крепостного мальчика.
Верю, крепостничество вообще не сахар, а тут еще и барин - идиот. В это тоже верю, идиоты бывали барами, а баре - идиотами.
Даже то, что барина сделали немцем, плохо говорящим по-русски, вполне исторично. Было и такое.
В общем, мальчика угнетают, угнетают. Ему это надоело и он бежит к пугачевцам.
И тут начинается то, от чего у нормальных людей глаз дергается, а Мареичева умиляется.
Гришатка попадает в рай.
Вся пугачевская слобода его нежит и тешит, одевает в красивые одежды, Хлопуша дарит ему настоящую саблю. Сам Пугачев играет роль любящего папаши. Но дело даже не в этом. Просто Пугачев - он такое. Сильный, смелый и добрый. Под его ногами цветы распускаются.
И не то, чтоб он хотел стать царем, просто пришлось:

"Эх, власть бы мне в руки, - говорил Пугачев. - Я этих бар и господ в дугу, в бараний рог крутанул бы. А мужику и рабочему люду - волю-свободу, землю и солнце. Паши, сей, живи, радуйся!"
За волю он и призывает сражаться:

- Детушки, - продолжает Емельян Иванович. - Не мне клянетесь, себе клянетесь. - Голос его срывается. - Делу великому, правде великой, той, что выше всех правд на земле. В синь-даль вас зову, в жизнь-свободу. Иного пути у нас нетути. Не отступитесь же, детушки, не дрогните в сечах, не предайте же клятву сею великую.
И из сотен глоток, как жар из печи:
- Клянемся!
- Клянемся!
- Клянусь! - шепчет Гришатка.

И если вы думаете, что Пугачев самозванец, то ошибаетесь:

"Посмотрел Пугачев на портрет, усмехнулся.
- Похож, как есть похож. Мастак ты, Гришатка. - Потом подумал и произнес: - А знаешь, Гришатка, я вовсе не царь.
Вылупил Гришатка на Пугачева глаза: "Ну и шутник батюшка. Право, такое скажет".
- Не царь, не царь, - повторил Пугачев. - А простой казак Пугачев Емельян Иванович. Вот так-то, Гришатка. "

Вот так - взял и правду рассказал! И не только Гришатке, светлому отроку:

"А вечером под большим секретом рассказал о словах Пугачева Хлопуше.

- Эку новость принес! - рассмеялся Хлопуша. - Вестимо, не царь. Вестимо, Пугачев Емельян Иванович. Стал бы тебе настоящий царь воевать для народа землю и волю. Эх ты, Гришатка! "

То есть, все были в курсе. И всех пугачевцев это устраивало. Потому что за советскую власть воевали, не баран начхал! А Пугачев - вождь народный, это покруче царя будет.

Ну а заканчивается все, как и обещано в названии-спойлере. Гришатка гибнет заслонив царя... пардон, вождя и народного заступника, все плачут, а Пугачев произносит речь:

"А голос Пугачева крепчал и крепчал, наливался медью, гудел, словно колокол в час набата.
- Соколам вечная слава! Соколам жить да жить! Не забудет смелых русский народ. Внуки и правнуки нас не забудут. "

Тут и у меня глаз дергается... впрочем, это может быть непрошенная слеза.

"А как же царские знаки?" - "От картечи мне эти знаки припечатали!" Надо же, до сих пор помнится почти дословно.... И не потому, что нравилось в детстве, отнюдь. . Но вот эта очевидная. прозрачнейшая, изумляющая меня, десятилетнюю, фальшь, поданная в исключительно доступной форме, была прилипчиво-неотвязной и запоминалась, как под гипнозом.

"так это он зимой мало ест, когда работы мало. А летом - у-у, что птенец прожорлив!"

Это Алексеев, по-моему.

Алексеев, точно. Он был очень плодовит. и всё как-то застревало в памяти. "История крепостного мальчика", по-моему, тоже его? И ещё была какая-то повесть про матроса Вирова и удочерённую им девочку Нюту... что-то про революцию.

"В хвою бараньи кишки добавят!
Ух ты, кишки добавят! Так это же отличные будут котлеты!.."

"Взяли фашисты Тихвин, отрезали Волхов. Не идут в Ленинград грузы."

Мастер был на запоминающиеся фразы и образы

"Успокоился Митька, стал в носу ковырять. Ждёт. когда повезут назад, в Закопанку"


"Наденет Никита фартук, вытащит клещами из горна кусок раскаленного железа. Стучит Демидов по железу молотком, указывает Петру, куда бить. У Петра в руках молот. Развернется Петр, по указанному месту — бух! Только искры летят в стороны.

— Так его, так! — приговаривает Демидов.

А чуть царь оплошает, закричит Никита:

— У, косорукий!"

https://www.facebook.com/olga.mareicheva/posts/10213281795386945