В провинциальном цирке, так давно
Что этот год не вспомнить нипочём,
Смотрели представление, а в нём
Гимнастка застывала сургучом,
На волоске, как на мосту Сират,
Она вставала, натянув мысок,
Сверкали блёски в тысячу карат
Гремел оркестр, и купол был высок,
И там, под ним, где лишь лучи одни
Бегут стремглав, что чайки между скал
Она запнулась. Полетела вниз
И свет погас, и кто-то закричал.
А после мчались кони в белой пене.
Джигиты, львы, опилки на арене.
Творец подвесил всех на волосках,
над пропастью, которая нас ждёт
И напоследок передал рассказ
О том, что каждый полетит дождём,
И ты, как в детстве, в белом шапито,
Не понимаешь лёгкость наших тел
Не обретаешь искренности в том,
Что кто-то рядом снова полетел,
И ты, как все вокруг, живёшь, висишь,
Не ждёшь полёт, верней, не ждёшь конца.
Ты радуйся всему что видишь, лишь
не забывай о ножницах Творца
И эти огоньки над городами,
В кромешной тьме, как свет Христа в Адаме
Не часто, может раз в году, во сне
Я вижу цирк, и в этом сне шепчу
"Держись, держись на волоске", но нет
Ответа от гимнастки. По плечу
Её сбегает луч, и мишура
Блестит, как новогодние огни
Куда-то подевалась детвора
С родителями вместе – мы одни
Я - и она под куполом, где свет.
Трапеция качнулась. "Погоди".
Гимнастка лишь кивает мне в ответ
И по канату шаг. Ещё один.
И туш звучит, как пение хорала
Что мне отдать, чтоб ты не умирала?
***
Бакинский день, жара и суховей
Дед был в кровати, в комнате своей,
Завешанной, как чёрная дыра,
Он умирал, пришла его пора.
А во дворе гоняли мяч, от тел
Столь полных жизни, дерзкий шум летел
Сквозь наши окна и балкон. Вдали
Кричали чайки, тополя цвели.
И я подумал – как табачный дым
Дед проскользнул над городом своим
Как дым шашлычных аутодафе
Идёт со всех кофеен и кафе,
Что он летит и видит под собой -
Морскую гладь, зеркальный вечный бой,
Портовый хаос, тополиный чад
И эти чайки над волной кричат.
А может, он сквозь космос, во всю мощь
Промчался через метеорный дождь
Где вовсе нет ни жара, ни тепла
И край Вселенной выстужен дотла
И как узнать, куда я полечу
Когда слышны удары по мячу
Когда июнь, дописана тетрадь,
И срок пришёл, чего не избежать?
Дом в облаках, над бездною канат,
Где никогда не отцветёт гранат,
Зажмуришься, забудешь этот вздор
И вскочишь, побежишь играть во двор.
****
Наш панельный атриум посерел, не отмыть теперь добела,
Даже лилия не цветёт совсем, а на юге она цвела,
Помню, что когда-то её принёс, на балкон, где хрустит бельё,
В незнакомую землю страны берёз вмял я луковицу её,
А откуда взял – не могу сказать, вот вам тресни моя башка!
То, скорее, Яшка, Абрама зять, вырыл луковицу с горшка,
Или это с Йосиного окна, там, где нету цветам числа,
Там, где делалась старой Хае весна, пока Хая не умерла,
В общем, это с родины, и никак здешний климат нам не помог
И однажды проснувшись от сквозняка вижу - ливень через порог,
Бьётся дверь и ветер, что твой кларнет, и гремит на ветру утиль,
Улетело бельё, и лилии нет, видно, к югу нашла пути,
Где распустится под жильём чужим, где когда-то был нам уют,
Где табачники не пускают дым, соловейчики не поют.
Дед был в кровати, в комнате своей,
Завешанной, как чёрная дыра,
Он умирал, пришла его пора.
А во дворе гоняли мяч, от тел
Столь полных жизни, дерзкий шум летел
Сквозь наши окна и балкон. Вдали
Кричали чайки, тополя цвели.
И я подумал – как табачный дым
Дед проскользнул над городом своим
Как дым шашлычных аутодафе
Идёт со всех кофеен и кафе,
Что он летит и видит под собой -
Морскую гладь, зеркальный вечный бой,
Портовый хаос, тополиный чад
И эти чайки над волной кричат.
А может, он сквозь космос, во всю мощь
Промчался через метеорный дождь
Где вовсе нет ни жара, ни тепла
И край Вселенной выстужен дотла
И как узнать, куда я полечу
Когда слышны удары по мячу
Когда июнь, дописана тетрадь,
И срок пришёл, чего не избежать?
Дом в облаках, над бездною канат,
Где никогда не отцветёт гранат,
Зажмуришься, забудешь этот вздор
И вскочишь, побежишь играть во двор.
****
Наш панельный атриум посерел, не отмыть теперь добела,
Даже лилия не цветёт совсем, а на юге она цвела,
Помню, что когда-то её принёс, на балкон, где хрустит бельё,
В незнакомую землю страны берёз вмял я луковицу её,
А откуда взял – не могу сказать, вот вам тресни моя башка!
То, скорее, Яшка, Абрама зять, вырыл луковицу с горшка,
Или это с Йосиного окна, там, где нету цветам числа,
Там, где делалась старой Хае весна, пока Хая не умерла,
В общем, это с родины, и никак здешний климат нам не помог
И однажды проснувшись от сквозняка вижу - ливень через порог,
Бьётся дверь и ветер, что твой кларнет, и гремит на ветру утиль,
Улетело бельё, и лилии нет, видно, к югу нашла пути,
Где распустится под жильём чужим, где когда-то был нам уют,
Где табачники не пускают дым, соловейчики не поют.
Journal information