1966 Как американскому писателю понравилась Колыма

Писатель и биолог Фарли Макгилл Моуэт, обаятельный плотный бородач, скончался в Канаде три года назад — 6 мая 2014 года, — не дожив нескольких дней до 93 лет.
В свое время Горький писал Владимиру Арсеньеву, что тому удалось «объединить в себе Брема и Фенимора Купера».
То же самое можно сказать и о Моуэте, припомнив заодно Сетон-Томпсона с Дарреллом.
Знаток и фанат Севера, Моуэт писал о волках, китах, оленях, страстно защищал права эскимосов и других коренных народов.

С русскими Моуэт впервые встретился на Эльбе в 1945-м.
В СССР его считали «прогрессивным», охотно издавали: у нас вышли его книги «Люди оленьего края», «Отчаявшийся народ», «В стране снежных бурь», «Проклятие могилы викинга», «Не кричи: «Волки!»», «Кит на заклание».
В Советский Союз его пригласил собрат по Арктике, главный чукотский писатель Юрий Рытхэу.
По итогам поездок 1966 и 1969 годов Моуэт издал две книги — «The Siberians» и «Sibir: My Discovery of Siberia».
В них он рассказывает Западу о стране за железным занавесом, выступая не столько натуралистом, сколько социологом.
Жаль, что эти книги так и не вышли по-русски; нам они тоже могут быть интересны, и, в особенности, как ни странно, теперь, — полвека спустя.
Моуэта интересовал прежде всего Север. Этим его поездки отличаются от многочисленных турне других западных литераторов по СССР.
Он описал тот русский Север, которого у нас больше нет, — и сравнение выходит не в пользу современной России.

Для американца «Сибирь» — это все, что восточнее Урала. В собственно Сибири, как ее понимаем мы, Моуэт пробыл недолго. Его больше влекли Якутия, Колыма, Магадан. Поэтому его «сибиряки» — скорее «северяне», «северные русские».

Охотнее приводя мнения собеседников, нежели свои, Моуэт излагает советскую северную доктрину: не просто эксплуатировать, а осваивать, заселять, развивать Арктику, не считаясь с затратами. Сравнивая наш опыт соцобеспечения, застройки, охраны природы, привлечения кадров и т. д. с американским, Фарли чаще всего искренне восхищается северной политикой СССР. Оставаясь при этом ироничным, скептичным и не склонным верить на слово.

В Якутске Моуэт поражен: «Как, во имя всего святого, они строят 8-этажные каменные здания на вечной мерзлоте? У нас строят легкие 1-2-этажные домики из дерева или алюминия». Канадец в шутку предположил — эти дома просто надстраивают по мере погружения под землю.

Юный город Мирный, «алмазная столица»: 38 тысяч жителей и свое телевидение, радио, газета, библиотека, два театра, пять кино, современная больница, техникум.

Магадан, «маленький Ленинград», не похожий ни на какой другой северный город: «Чистый, современный, привлекательный, он планировался и строился людьми с воображением и вкусом… Он дает своим обитателям все необходимое в материальном и культурном отношениях и при этом лишен многих недостатков больших городов».

Особое внимание Моуэта — к коренным народам Сибири и Севера. В Якутске, отмечает он с удивлением, в год выходит 30-50 новых книг местных авторов, многие переводятся на русский. И наоборот — на якутский переводятся русские книги. Увидев, что на Севере среди художников, писателей, журналистов большинство — якуты, эвенки и юкагиры, признается: «Не могу себе представить даже отдаленно сопоставимую картину в Америке». В местном театре Моуэт, одетый в килт, слушает ораторию на якутском. В Институте мерзлотоведения фиксирует: из 14 заведующих лабораториями восемь — natives, включая трех женщин.

На Чукотку Моуэт не попал. (Кстати, и поныне туда даже российскому гражданину нужен пропуск, причем не совсем понятно почему — только из-за соседства с Аляской?) Но, пообщавшись с чукчами, пришел к выводу: Чукотский автономный округ — это явно не индейские резервации. Моуэт признавался журналу «Вокруг света»: «Хочу заставить канадцев завидовать, рассказав им о том, что сделал для своих северных народов Советский Союз… Канада и канадцы только выиграют от сотрудничества с вашей страной. Канадцы обретут самосознание великой нации, если они поймут, что у света четыре стороны. Что наши соседи не только США, которые смотрят на Канаду как на свои задворки».

Моуэт с удовольствием описывает блюдо stroganina, национальное жилище yaranga, рыб omul и chir, из которых готовится вкуснейшая ukha. «Ulcers on your soul!» — так буквально канадец перевел на английский знаменитое сибирское «язви тя в душу».

«Сибиряки» — книга не только о Севере, но и о советском обществе. Вдохновившись оптимизмом своих московских и зауральских друзей, Моуэт и сам порой становится похож на энтузиаста-шестидесятника.

Стараясь избегать про- и антисоветских перекосов, Моуэт доказывает — советское общество куда сложнее, чем это представляет себе Запад.
Даже шутя, как полагается, на тему KGB, он подробно пишет о советской демократии и гражданском обществе, которое существовало даже в отсутствие самого этого термина.
Приводит примеры: скажем, известную борьбу общественности против Байкальского целлюлозно-бумажного комбината.
Спорит с мнением о том, что в «закрытом обществе» голос личности не слышен. С гордостью пишет — именно Советский Союз после русского издания его книги о волках первым взял оклеветанных зверей под защиту.

Рассказывая о советской системе послевузовского распределения, Моуэт объясняет — она помогает не только обуздывать рост монструозных мегаполисов, но и поддерживать культуру, медицину, образование в регионах на высоком уровне.
Вдумчивое планирование новых городов приводит к тому, что они оказываются комфортнее, чем старые индустриальные центры.
Фарли предположил было, что рассредоточение населения преследует военные цели (чтобы сразу всех не накрыло атомной бомбой), но его разубедили: все — ради человека, все — во имя человека!

«Атавистической тягой к природе» Моуэт объясняет не только страсть русских к dacha, но и их успехи в освоении Сибири.
Он считает равно неверными и западный взгляд, где на первый план ставятся тоталитаризм и рабский труд, и точку зрения «кремлевских мандаринов», считающих, что все дело — в правоте коммунистического учения.
По Моуэту, русские просто стремятся покинуть дегуманизирующее пространство больших городов.
Грустный парадокс в том, что результатом бегства от прогресса становятся новые города и заводы в той же Сибири. Главная примета России у Моуэта — лес подъемных кранов.

«Вы своей пропаганде верите, а мы нашей — нет»

Размышляя на модную тему о том, хотят ли русские войны, Моуэт приходит к выводу, что милитаристские московские парады ориентированы на внешнего потребителя — чтобы боялись. А вот в том же Якутске парад проходит «для себя» и лозунги здесь — сугубо за мир. Возможно, желание избежать войны и есть главная военная тайна русских, которую скрывают от Запада, заключает Моуэт.

Он не верит в то, что жители СССР тотально зомбированы властью: «Большинство русских имеют столь сильный иммунитет к пропаганде, что она стекает с них как с утки вода». Советский журналист, проживший пять лет в США, объяснил Моуэту разницу между мирами: «Вы своей пропаганде верите, а мы нашей — нет».

Наибольшую откровенность в разговорах Моуэт встретил в Магадане:
«Магаданцы громко и публично говорят о том, о чем следовало бы говорить наедине и шепотом.
Может показаться, что мы, Westerners, дезинформированы о степени свободы слова в СССР
или же что магаданскому отделению КГБ нужна хорошая встряска,
но правда, должно быть, в другом: Siberians просто не посвящены в умозаключения западных журналистов о том, что после хрущевской либерализации гайки опять закрутили».

Частная жизнь русских, по Моуэту, вращается вокруг стола.
Хватанув стакан чистого спирта, он констатирует: даже рыбаки с Ньюфаундленда (самые крутые люди, каких он знает) не играют так с судьбой.
Отдельная глава — о любви и сексе в СССР:
«Вопреки всему, что мы читали о русском пуританстве, секс здесь процветает».

Понятно, почему The Siberians не издали в СССР: несмотря на симпатии автора к русским, книга казалась  чересчур вольной.
А когда все стало можно — нам было уже не до Моуэта.

https://gorky.media/context/vy-svoej-propagande-verite-a-my-nashej-net/