Какой то цикл "женщины века" что ли.
Надо сказать что Феликс этот большой любитель дореволюционной России и с большой ностальгией и трепетом споминает о том времени когда все было "чинно и благородно".
А о большевиках он вообще не любит говорить ну разве что в ругательном каком нибудь контексте.
И что интересно и выглядит он как выкопанный из земли член Государственной думы Российской империи 2 созыва от Прогрессивного блока.
Бородка сюртук какой то помятый и говорит как то так отрывисто и скалясь углом рта.
И вот значит очередной свой сюжет он посвятил Вере Фигнер но не потому что она ему нравится а как пример скорее человека (женщины)не состовшейся в семье и на работе и по этой же причине взявшейся за бомбу и пистолет.
А когда убили Александра 2-го её как раз и арестовали.
Потом суд был.
Так вот об этом суде Феликс особо подробно сообщал.
О том как она держалась какие сдержанные и добродушные были судьи и прокуроры .
И как можно сравнивать заламывает руки Феликс уровень человеколюбия в царской полиции и в большевистском Гулаге !?
Сами должны понимать это небо и земля ,небо и земля!
Цивилизованный суд и животная раправа.
Но зачем собственно я все это писал спросите вы .
А вот зачем .
После всех этих причитаний он с большой скорбью и состраданием в голосе сказал что несчастную приговорили к ПОВЕШЕНИЮ
но через неделю которую она провела в одиночной камере милостю государя смертная казнь была заменена ВЕЧНОЙ КАТОРГОЙ,
Вот я просто думаю они сами себя слышат?
Красавицей слыла Вера Фигнер. Вересаев писал о ней, что она великолепный экземпляр сокола в человеческом образе, она поражала сдержанно гордой, властной красотой и каким-то прирождённым изяществом.
Известная террористка или красавица (кому как нравится) Вера Фигнер в книге «Запечатленный труд» а детально рассказала, почему взялась за динамит.
Вот одна из причин:
«Создав… громадный государственный бюджет, 80 – 90 процентов которого доставляются низшими классами,
централизованная государственная власть употребляла его почти всецело на поддержание внешнего могущества государства,
на содержание армии, флота и на уплату государственных долгов, сделанных для тех же целей,
бросая лишь жалкие крохи на производительные расходы, удовлетворяющие таким насущным потребностям, как народное образование и т.п.
Такое положение вещей соответствовало вполне принципу, что народ существует для государства, а не государство для народа».
Ее прозвали «Топни ножкой».
Когда я вышла 17 лет из института, во мне в первый раз зародилась мысль о том, что не все находятся в таких благоприятных условиях, как я.
Смутная идея о том, что я принадлежу к культурному меньшинству, возбуждала во мне мысль об обязанностях, которые налагает на меня мое положение по отношению к остальной, некультурной массе, которая живёт изо дня в день, погруженная в физический труд и лишенная того, что обыкновенно называется благами цивилизации. <…>
Русская журналистика того времени и то женское движение, которое было в полном разгаре в начале 70-х годов, дали готовый ответ на запросы, которые у меня возникали, они указали на деятельность врача как на такую, которая может удовлетворить моим филантропическим стремлениям.
Вера Фигнер, сознательно уехавшая работать фельдшером, описывает свои впечатления от русской деревни.
"Я принялась прежде всего за свои официальные обязанности.
Восемнадцать дней из тридцати мне приходилось быть вне дома, в разъездах по деревням и селам, и эти дни давали мне возможность окунуться в бездну народной нищеты и горя.
Я останавливалась обыкновенно в избе, называемой въезжей, куда тотчас же стекались больные, оповещенные подворно десятским или старостой.
30–40 пациентов моментально наполняли избу:
тут были старые и молодые, большое число женщин,
еще больше детей всякого возраста, которые оглашали воздух всевозможными криками и писком.
Грязные, истощенные…
на больных нельзя было смотреть равнодушно;
болезни все застарелые: у взрослых на каждом шагу ревматизмы, головные боли, тянущиеся 10–15 лет;
почти все страдали накожными болезнями — в редкой деревне были бани, в громадном большинстве случаев они заменялись мытьем в русской печке;
неисправимые катары желудка и кишок, грудные хрипы, слышные на много шагов,
сифилис, не щадящий никакого возраста,
струпья, язвы без конца,
и все это при такой невообразимой грязи жилища и одежды, при пище, столь нездоровой и скудной, что останавливаешься в отупении над вопросом: есть ли это жизнь животного или человека?
Часто слезы текли у меня градом в микстуры и капли, которые я приготовляла для этих несчастных;
их жизнь, казалось мне, немногим отличается от жизни сорока миллионов париев Индии, так мастерски описанной Жакольо."
Единственная в марте 1881 г. смогла скрыться.
Предана и поймана через два года.
Приговорена и ждала смертной казни 9 дней.
Прожила 90 лет. 20 лет в заключении.
Октябрь 1917 г. не приняла, хотя властями почиталась.
Никогда не вступала в партию большевиков.
Умерла в июне 1942 г. в Москве
Journal information