Entries by category: литература
***
Ге́лий Трофи́мович Ря́бов (1 февраля 1932 — 13 октября 2015[1]) — советский и российский писатель, кинорежиссёр, сценарист.
Так вот этот самый Рябов еще в советские времена занялся раскопками убиенной царской семьи.
Раскопками, в первую очередь, архивными.
Ситуация осложнялась еще и тем, что отец его, простой как правда Трофим Рябов, не только служил в ЧК, но и каким-то боком к упокоению государя руку приложил.
Точно не помню.
Сын рабочего и колхозницы Гелий, прозрев и устыдившись деяний отца своего Трофима, остаток жизни посвятил искуплению.
Сразу оговорюсь, никаких сомнений, что делал он это от чистого сердца, у меня нет.
Интересно другое.
Вместе с поприщем он принял и всё, что, как ему представлялось, должно было занятию этому соответствовать.
Речь его исполнилась старорежимными оборотами, сам стал как-то чрезвычайно и старомодно галантен, целовал ручки барышням, касался поля шляпы при встрече со случайным знакомым, раскланивался прощаясь, и т.д. и т.п.
Короче говоря, неосознанно рисовался и, не отдавая себе в том отчета, играл роль русского аристократа, не реального, а того, что описан в столь же русской литературе XIX века.
( Read more...Collapse )
На самом деле, забвение иной книги может рассказать об окружающем мире не меньше, чем ее популярность.
***
Просто, понятно, для народа.
Барселонский и Юлин — художники-формалисты. Они космополиты, любят Сезанна и прочих иностранцев. Они тоже пишут пейзажи, сражения с фашистской сволочью и сцены колхозного быта, но делают это без уважения.
Не то, не так, не для народа.
Едва новая картина появляется на выставке, как немедленно следует шквал писем и звонков от рабочих и колхозников. Барселонского и Юлина любят критики — Винокуров и Иванов-Петренко. Едва новая картина появляется на выставке, как немедленно появляются восторженные публикации в профильных изданиях и хвалебные статьи в энциклопедиях. Мнение народа не принципиально.
****
Про реалистов критики Винокуров и Иванов-Петренко или вообще ничего не пишут, или поливают их помоями. Машков, Еременко и Окунев как сироты: у них нет влиятельных друзей, за них некому заступиться. «Почему винокуровы хотят увести наше искусство от жизни народа? Почему? – Еременко начинал горячиться. — Народа они не знают, не понимают, не любят. Чего же ты удивляешься?» Действительно, чему тут удивляться.
Прозападные формалисты будут повержены, честные реалисты победят. «Сейчас в Манеже выставку посетили руководители партии и правительства. <…> Досталось формалистам и абстракционистам. <…> Как-то по-новому, свежо прозвучали там слова Владимира Ильича о том, что искусство принадлежит народу, что оно должно быть понятно широким массам». Хэппи-энд, занавес. Добро победило, хоть и с потерями.
Но все как-то догадались, что хорошие тут русские, а плохие — евреи.
Википедия пишет что "гекельберри" - собирательное название для черники и голубики, в Америке распространенное на местные лесные ягоды (гейлюссакия),
а в переносном смысле - маленький, незначительный человек, который вырос как полевая трава.
А вот на фамилию кажется у нас никто не обращал внимания.
Фамилия ирландская.
Ирландцы были тогда на самом дне американского (белого) общества, и к тому же пользовались репутацией алкоголиков.
То есть в глазах первого читателя фамилия создавала законченный портрет папаши Гекельберри просто за счет стереотипов.
***
Как говорили: "если хочешь как следует выпить, ищи ирландца или индейца".
В "Маленьком оборвыше" Гринвуда тоже есть карикатурная ирландка-алкоголичка - мачеха главного героя.
***
Ну т.е. как если бы автор современной книги про советские времена, описывая неблагополучную семью, намекнул бы (посредством имени отца семейства Джавшут), что это семья таджикского гастарбайтера
https://www.facebook.com/pavel.sehtman/posts/2704668639591992
"Боец Саня вцепился поцелуем в губы медсестры Лопаткиной...".
Света работала литературным редактором почти 15 лет, но подобный словесный кордебалет встречала впервые.
- Может быть, он всё-таки - "впился поцелуем"? - уточнила она.
Безо всякой, впрочем, надежды.
Молодой автор военной прозы Игорь Котейко сидел напротив неё, оседлав стул, и вертел в руках зажигалку в форме гранаты.
Во всяком случае, Света надеялась, что это зажигалка.
От молодых авторов можно было всего ожидать...
- Нет, он всё-таки "вцепился", - отозвался Котейко, не моргнув глазом.
- Вас там не было. Когда оно после боя!.. нет, только "вцепился", только так!
***
- Ну, допустим... - вздохнула Света и принялась вычитывать дальше под пристальным, тревожащим взглядом Котейко (молодой автор настоял, что вся редактура должна происходить при нём, ибо "когда режешь - смотри в глаза!").
****
Каждое слово этой чудо-повести о фронтовой любви резало Свету хуже ножа, но посмотреть в глаза молодому писателю она ни разу так и не решилась.
Пытка продолжалась уже больше часа, до конца было ещё далеко, и Света обречённо мечтала о старых добрых эсэсовцах, которые могли просто вырвать зубы или ногти, не мешая при этом жертве тихо повторять про себя что-нибудь любимое, тонкое... из Мандельштама, к примеру:
"Невыразимая печаль открыла два огромных глаза. Цветочная проснулась ваза - и выплеснула свой хрусталь...".
С невыразимой печалью Света вернулась к тексту молодого писателя.
***
- А вот тут у вас дальше: "Лопаткина учуяла приближение оргазма...". Должно быть, "почувствовала"?
***
- Именно "учуяла", - гордо кивнул Котейко. - Во-первых, у Лопаткиной исключительный нюх. Да и когда столько месяцев в одном окопе, плечом к плечу, чувства обостряются... А запахи обостряются особенно!
( Read more...Collapse )
https://www.facebook.com/pavel.sehtman/posts/2681591268566396
шею которой нежно обхватывали костистые руки грядущего голода,
рядом с длиннющими и злыми очередями
кипела роскошная жизнь разбогатевших на военных поставках, контрабанде, спекуляциях, взятках и разных безобразиях.
Со всеми симптомами и прелестями "прожигания жизни" и демонстративного потребления.
****
Лондон и Париж старались казаться аскетичными, подтянутыми, мобилизованными.
Столица Российской империи прожигала жизнь, в городе появились большие "новые деньги"".
*****
Много ли писателей "серебряного века" погибло на фронте?
А в парижском Пантеоне огромная мемориальная доска, содержащая список французских писателей, не вернувшихся с поля боя.
А английские школьники и сейчас знают наизусть стихи погибших поэтов Великой войны".
В "Хождениях по мукам" поэт Бессонов (прообраз - Блок) гибнет на фронте, но ведь в реальности ни один поэт или писатель Блоковского уровня на фронте не погиб. Слава Богу, конечно. Но все-таки, почему?
***
Ну как рыл?
Составлял табели и отчеты аж за две тысячи тех, кто рыл.
****
В преддверии очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции - немного, так сказать, псевдоисторических параллелей:
* * *
Как жизнь, мой друг? Надеюсь, не прокисли
Наливки на твоей фамильной даче?
Меня же вновь одолевают мысли
Про славный Рим, который был утрачен –
Сто лет прошло, но нет пределов боли…
Ну, как не сокрушаться над потерей,
Коль наш народ по чьей-то злобной воле
Лишился величайшей из империй!
Намедни мне один из этой гнили,
Что текстом пачкают пергамент из овчины,
Запудривал мозги, что, дескать, были
На это объективные причины.
Какая чепуха! Ну, я-то лично
Не верю в эти глупые идеи.
На днях прочёл на восковых табличках,
Что тут не обошлось без Иудеи.
Ах, если бы когда-то эту нечисть
Втоптали мы в песок пятой железной –
Они бы нам не вздумали перечить,
Из-за черты оседлости не лезли!
Совсем иная в Риме жизнь пошла бы,
Когда бы их шпион в былое время,
На деньги карфагенского генштаба
Не прибыл в опечатанной триреме.
1.
У Гарринчи одна нога была короче другой,
и ему разрешалось бить короткой, правой ногой,
потому что был слабее удар у короткой, правой.
А удара с левой взять никому не хватало сил.
Он на ней специально чёрную ленту носил,
чтобы судьи видели: с левой он бить не имеет права.
Отобрать мяча у Гарринчи соперники не могли,
он умел бежать, не касаясь короткой ногой земли,
и как будто не замечал своего изъяна.
А когда "Ботафого" в Америку прилетел,
на ворота там никто вставать не хотел,
и тогда они поставили обезьяну.
Когда тренер Гарринчу почти решил убирать в запас,
кто-то вдруг ему неудобный дал под левую пас,
он забылся на миг - и по центру дал с разворота!
И окрасилась кровью стриженая трава.
Обезьяна отбила мяч, но была мертва.
Матч пришлось прекратить - никто не хотел вставать на эти ворота.
2.
Не бывало в мире бойцов сильнее Брус Ли.
Руки-ноги его на шарнирах будто росли.
Он учился у тайных монахов в школах секретных.
Он с рассветом шёл заниматься, в темноте покидал спортзал,
и один монах карате ему показал.
Все приёмы, какие есть. В том числе двенадцать запретных.
Сначала я посмотрел кино (Я - легенда), и узнал, что оно снято по книге.
Кино вышло зрелищным, но настолько тупым, что сразу было ясно - многое, что было в книге, в фильм не попало или попало совсем в другом виде.
Но я не думал, что настолько.
Ну, то, что главный герой книги - белокожий блондин, а в фильме наоборот - спишем на политкорректность.
Да, и Смит, безотносительно всего прочего, действительно хорошо смотрится в экшн-фантастике.
Поэтому я просто вкратце расскажу, как в реальности все было в этой истории, и тогда многое станет понятно.
***
Книга Я Легенда Ричарда Матесона вышла в свет в 1954 году.
Эпидемия, которая уничтожила человечество, произошла по сюжету книги в 1975 г.
Основные события книги начинаются в 1976 году, в Январе.
В общей сложности, они продолжаются до Января 1979 года, и ближе к концу Нэвилль подводит итоги трех лет в одиночестве.
Так как фильм Я легенда полностью перенес события в наше время, хронология событий I am legend также теперь соответствует началу ХХI столетия.
Вспышка вируса, которая практически уничтожила человечество, в экранизации происходит в 2009 году как следствие неудачного эксперимента с вакциной от рака.
Спустя какие-то недели власти США пытаются ввести военно положений и изолировать остров Манхэттен.
В пылу этих событий погибает семья героя Уилла Смит.
После, до основных событий фильма проходит три года и это озвучивается.
Ключевые же события, видимо, занимают небольшой промежуток времени, в отличие от книги — несколько дней или недель.
***
